Ветеран АТО, потерявший на войне руку и ногу, поднимается на Говерлу, прыгает с парашютом, готовится к “Играм непокоренных”, воспитывает детей и помогает раненым боевым побратимам не отчаяться в жизни. Врачи не давали ему никаких прогнозов, а он пережил около 20 операций, научился отжиматься и приседать, стал на протез и на личном примере доказал, что любовь и стремление к жизни способны сделать невозможное.
В инвалидной коляске сидит мужчина без ноги и руки и стреляет из лука. Раз за разом он пристраивает здоровой рукой стрелу к тетиве, которую натягивает зубами. Упрямо идет к победе! А болельщики аплодисментами поддерживают каждый его выстрел! Мужчина в коляске не реагирует ни на внешние раздражители, ни на группу поддержки, он сосредоточен на соревнованиях. Лишь после окончания состязаний, вытирая пот, который заливает его лицо, бывший воин дарит очаровывающую улыбку. Это — ветеран АТО Сергей Храпко, боец 30-й механизированной бригады, герой с чрезвычайной силой воли, чудесным чувством юмора и жизнерадостной улыбкой. Один из тех, кто не сдался судьбе, а всей своей жизнью вдохновляет других и дает серьезный стимул!
Целый год после знакомства на Национальном отборе Игр непокоренных я не могла встретиться с Сергеем. Что-то мешало. Может, это был страх, что я, здоровая, сильная, позволяю себе жаловаться на жизнь, иногда ныть, тогда как он, человек, который столько пережил и столько потерял, живет полноценной жизнью: поднимается на Говерлу, прыгает с парашютом, подбадривает раненных побратимов?… Страх перейти к жалости?…. Это еще кто кого должен пожалеть?!
Но судьба, очевидно, не зря снова сводит людей друг с другом. Год спустя мы снова встретились на этом же стадионе и на этих же соревнованиях. И я не могла не пообщаться с этим потрясающе сильным человеком!
Сергей встретил меня около остановки транспорта в Феофании, и мы пошли (вернее, пошла я, а он поехал, кружа тротуарами, абсолютно неприспособленными к инвалидным или детским коляскам). Общались во дворе перед новым домом, куда недавно переехал герой-фронтовик с семьей.
А память уносила 42-летнего киевлянина Сергея Храпко в май 2015 года, на Светлодарскую дугу.
— Я все помню, как будто это было вчера, — говорит Сергей, — Меня мобилизовали в январе 2015-го. Младшей дочери еще и годика не было, поэтому большого желания идти на войну я не испытывал. Но и прятаться не собирался. Надо — значит надо. После “учебки” в Десне, где нас учили стрелять из разных видов оружия, управлять техникой, оказывать медицинскую помощь, попал в 30-тую механизированную бригаду ВСУ оператором-наводчиком боевой машины пехоты. Сразу – село Новолуганское на знаменитой “Светлодарке”. Вот так, с первого дня — на передок. Готовиться или там раскачиваться не было никакой возможности. Все для меня там было очень странно: как бойцы спят, как едят, как моются… Со стрелковым оружием я был знаком еще со срочной службы, а вот техника для меня была, как говорится, “темный лес”.
Мне хорошо запомнилось, как мы ехали на войну. Перед глазами до сих пор иногда вплывает гостиница, где мы ночевали. Дело в том, что за три года до войны я привозил сюда мебель в детский сад, и останавливался в этой краснокирпичной гостинице. А теперь от нее были одни руины. Прибыли мы на место. Поскольку готовых позиций не было, разместились в разбитых хатах. Потихоньку “зарывались”: рыли окопы, блиндажи, землянки… И так — с марта по май. Отношение местного населения к нам было 50 на 50: одни поддерживали украинскую армию, другие — открыто враждовали, а были и такие, кто стрелял нам в спину… Активные боевые действия были, как бы закончены. Вроде бы перемирье. Но обстрелы не прекращались. В тот день, 15 мая они были немного необычного формата: минут 20 массированного огня, потом около получаса перерыв, и снова минут на 15 заряжают… Я и повоевать толком не успел, – рассказывает Сергей Храпко, — Вечером враг начал массированный миномётный обстрел. Наверное, работал корректировщик, потому что мины ложились тютелька-в-тютельку. Чуть дали слабинку, и прилетевший снаряд зацепил нашего огнемётчика — ему перебило ноги. Мы этого парня практически не знали. За сутки до этого его к нам прикомандировали. Знали только его позывной — “Татарин”, и то, что он был из Харьковской области. В общем, кинулись мы с побратимом Романом Нарольским вытаскивать “Татарина”. Перетащили в уютное, как нам казалось, место и начали оказывать первую помощь. Но, к сожалению, рядом легла мина. Татарин погиб, товарищ мой был тяжело контужен. Мне руку оторвало сразу, я был при памяти, и все видел: левый бок был будто нафарширован осколками, ногу я еще видел возле себя, но она была в ужасном состоянии. Ко мне сразу бросились на помощь товарищи. У меня была полностью собрана индивидуальная аптечка. И я начал говорить ребятам, где лежат ножницы и жгуты, как их надо накладывать. Дальше все было, как в тумане: меня куда-то несут, помню еще, как меня вывозили на БМП, потом я будто бы в Артёмовске, а потом открываю глаза, а мне говорят, что я в Центральном киевском госпитале, это уже где-то недели через две. Как потом выяснилось, с “ноля” меня доставили в Артемовск, оттуда — в реанимацию харьковского госпиталя, где я ни разу не приходил в сознание. Врачи говорили, что я потерял почти 90 процентов крови. Ну, с левой рукой я попрощался еще на поле. А вот с ногой было все сложно – в госпитале врачи сказали: “Заражение крови — вещь очень страшная, поэтому или нога – или жизнь”. Моя любимая и многострадальная жена Наташа, которая, после звонка медсестры приехала в Харьков на следующий день после моего ранения, и не отходила от меня до самого полного выздоровления, пыталась шутить, что мою нижнюю конечность взяли на ремонт и скоро должны “вернуть взад”.
— Вы знаете, я был уверен в будущем! С такой поддержкой! Правда, поначалу очень напрягал нескончаемый поток посетителей в госпитале! Это было очень трудно перенести: все болит, еле дышишь после операции, а тут — посетители. Иногда зарывался в подушку и просил не беспокоить. Пытался читать. Сначала читал Ника Вуйчича, но не дочитал — со многим был не согласен. Но какие-то вещи удивили, даже стимулировали (рассказы о трудовой деятельности — возможно, надо попытаться самому). Главное — не ждать, что кто-то будет решать твои проблемы.
В Киевском госпитале Сергей провел несколько месяцев. Почти через полгода после ранения ему на столичном заводе “Ортотехсервис” изготовили протезы руки и ноги. Ходить же он учился в австрийском реабилитационном центре “Школа ходьбы”, куда помогли попасть волонтёры из “Международной ассоциации поддержки Украины”. В Центре, расположенном в 30 километрах от Вены, наших тяжелораненых бойцов поддерживали местные члены украинской диаспоры, даже организовывали для них экскурсии в Альпы. Кроме того, бойцы проходили там полный курс обследования, лечения, реабилитации. Сейчас этот проект не действует. Зато появились другие — семейной реабилитации в Карпатах.
Обе ампутации у Сергея высокие. Руки́ осталось где-то около пяти сантиметров, а ноги нет совсем – его протез крепится специальным поясом к животу. К сожалению, полноценно заменить конечности протезы не могут, поэтому Сергею очень тяжело постоянно ходить на протезе, а рука вообще не действует. Но он все делает по дому (говорит, что даже картошку научился чистить одной рукой ): готовит кушать, убирает, пылесосит, иногда выгуливает собаку Олафа (из мультфильма “Ледяное сердце”), забирает детей из садика и школы и отводит на дополнительные занятия…
“Не надо падать духом, надо делать все, что можешь”
— Хорошо, что жена не дает мне никаких поблажек. Все, что я делал двумя руками, теперь спокойно делаю одной. Даже лук режу и капусту шинкую, – улыбается ветеран на мой вопрос о приготовлении еды, — Моя любимая женщина, моя жена Наташа, мужественно приняла меня новым, — улыбается Сергей, — Она меня во всем поддерживает и помогает, мы понимаем друг друга с полуслова. И, несмотря на сумасшедшие трудности, она ни разу меня ни в чем не упрекнула. Вообще, семья в реабилитации и возвращении к жизни раненного бойца, наверное, самое главное. Мне просто несказанно повезло! Последнюю операцию мне сделали в декабре 2016 года, а протез — только через год. Из-за того, некоторые внутренние органы, пострадавшие от ранения, у меня были выведены наружу, я не мог крепить на животе пояс протеза — ждал, пока заживет. И если бы не поддержка семьи — я вряд ли справился бы с этой проблемой. У нас двое детей: Егору — 11 лет, Кате — 5. После моего ранения 8-летний сынуля задавал мне много вопросов, например, интересовался, какой будет моя нова рука. А дочка раньше разбирала на запчасти всех кукол, до сих пор они живут у нас без левой руки и ноги. От детей я не скрываю, что был ранен на войне – без подробностей рассказываю об обстреле и бомбе. Я уверен, что они подрастут и поймут, что не только их отец, но и тысячи других украинских мужчин боролись за их мирное будущее. Иногда, когда я приезжаю за дочкой в садик, там до сих пор удивляются, что ребенка забирает инвалид. Катюша сразу бросается меня защищать: “Мой папа был на войне! Чего вы так на него смотрите?!” Я хочу быть примером для детей, особенно для сына, — уверенно говорит Сергей Храпко, — И чтобы моя доченька не завидовала подружкам, у которых “полноценные” папы, с руками и с ногами, и не игралась куклами с оторванными конечностями… Я всем ребятам говорю, кто восстанавливается после травм: “Не надо падать духом, надо делать все, что можешь, ведь если тебе Бог дал жизнь во второй раз, то третьего раза может просто не быть. Поэтому необходимо этот шанс и эту жизнь использовать на полную. Ребята, сейчас для нас все двери открыты, нужно только в них стучаться!”.
Вот я, например, раньше никогда даже подумать не мог, что буду участвовать в таких масштабных спортивных соревнованиях, как “Игры непокоренных”! Даже когда был абсолютно здоровым. А уж инвалидом – и подавно! Но волонтеры подтолкнули, настояли, и решил попробовать. Это так втянуло, заразило! Я, превозмогая невыносимую боль, всякие трудности, стал тренироваться. И таки добьюсь результата! Я сейчас отжимаюсь на одной руке 4 подхода по 20 раз, стреляю из лука, который в прошлом (уже – в позапрошлом) году впервые в глаза увидел, тренируюсь на лежачем, “ручном” велосипеде. Я очень благодарен тренеру Дмитрию Львовскому, который тренирует меня безвозмездно.
До начала российско-украинской войны на Донбассе Сергей Храпко работал столяром — изготовлял окна, двери, школьную мебель. Хотя в детстве мечтал стать водителем. И даже получил водительские права. Но потом понял, что “железо — не мое”. И за руль после окончания автошколы не садился до самой войны. Был страх и непонимание машины. В какой-то момент понравилось работать с деревом, научился всему сам. Думал, что именно в этом — вся жизнь.
— А сейчас я за руль — аж бегом! — смеется Сергей, — Выписавшись из госпиталя, я взял деньги, полученные за ранение, мне еще и брат подсобил, и купил машину. Это для меня оказалась не просто необходимость, а единственное средство передвижения. Очень много пришлось и приходится мотаться по разным инстанциям. С такими тяжелыми ранениями мне дали первую группу инвалида войны с пенсией почти пять тысяч гривен и 100-процентыми льготами на лечение, коммунальные услуги и все такое, — говорит Сергей Храпко. Жене же по уходу за инвалидом государство может платить всего чуть больше 20 гривен, но при этом там нужно собрать кучу документов. А вот жилье мне городская власть вместе с Министерством социальной защиты дали. С госпиталя я вернулся в квартиру родителей, где в трех комнатах на третьем этаже мы проживали вшестером. Мне там было очень тяжело выходить на улицу, а буквально через полгода нам выделили трёхкомнатную здесь, на улице Метрологической, на первом этаже. Застройщики даже пристроили мне специальный пандус, а также вставили широкие двери без порогов, чтобы я мог проезжать в инвалидном кресле. Хотя в общем этот новый жилищный комплекс не приспособлен для нужд таких участников АТО, которые потеряли конечности, поскольку практически отсутствуют тротуары для возможности самостоятельно переехать на детскую площадку. Аптека вообще для нас недоступна, как и продуктовый магазин. А тут же в нескольких домах получили квартиры человек десять АТОшников с инвалидностью. Есть проблема и с выделением положенного по закону земельного участка — в мэрии объясняют, что пока нет свободных территорий”.
Но не только борьба за свои права, быт и воспитание детей занимают свободное время ветерана войны.
Бывший солдат принимает активное участие в у различных социальных проектах на поддержку тяжелораненых бойцов АТО. Выступает перед раненными побратимами, чтобы быть для них примером. Правда, очень жалеет, что не может заниматься любимым делом, но планирует найти что-то другое, чтобы можно было содержать семью.
Знаковым событием для Сергея Храпко стало его участие в социально-мультимедийном проекте “Победители”. За четыре года существования проект, совместно с фондом “Сердце воина”, достиг значительных результатов и доехал даже до Папы Римского. Проект привлек максимальное внимание к необходимости установки за государственные средства спортивных протезов ветеранам АТО. А летом прошлого года участников проекта пригласили в Ливан. Вместе с куратором проекта Соломией Витвицкой в Бейрут прибыли его участники – Вадим Мазниченко, Дмитрий Блохин, Сергей Храпко, давний друг проекта, солист группы “Беz Обмежень” Сергей Танчинец и волонтер Анна Гвоздяр. Это событие совпало с днем рождения нашего героя. И, представьте себе, Днем Украины в ливанском городе Дума.
— Это просто сказка! — восхищается Сергей, вспоминая ту поездку, — На встречу с нами приехали не только представители украинской общины, а и ливанские журналисты, дипломаты, ученые, бизнесмены, артисты… Были и очень интересные гости, как, например, Илья Мрад, ливанский военный, который сейчас учится во Львове на ветеринара и прекрасно говорит на украинском. Или 18-летний ливанец Юссеф Томе, который вместе со своим другом из США помогают украинским военным и борются с антиукраинской пропагандой, создав страничку в соцсетях, которая насчитывает около 15 тысяч подписчиков. А еще меня лично поздравил посол Сербии в Ливане. А главным гидом по городу и по стране у нас был посол Украины в Ливане. Но еще больше драйва для меня принесло то, что я впервые за три года после тяжелого ранения покупался в море!
– Жизнь после ампутации не заканчивается. Она становится другой. Просто не надо вешать нос. Знаете, как я переживал, думал, мучился вопросом: “Что делать и как жить дальше?!” Но при поддержке жены, побратимов и волонтеров я довольно-таки быстро принял эту ситуацию.
Вы можете себе представить, чтобы человек без руки и ног, “привязанный” к инвалидной коляске, ходил в горы и прыгал с парашютом? Я тоже очень слабо это представляла, пока не познакомилась с Сергеем Храпко и его другом Дмитрием Котовым.
“ Только ради того, чтобы увидеть, какая красивая наша земля с высоты, стоило идти воевать”
— Я раньше как то не думал над прыжками с парашютом, на земле дел хватало. А в 2016 году как что-то случилось со мной — загорелся до “не могу!” Ну прямо — капец! — смеется Сергей, — Тем более, что мой друг, Дима Котов, уже прыгал (кстати, тоже без ног). И вот, наконец, 9 августа прошлого года решился! Было так стремно! Но я не мог сдаться, я бы тогда перестал себя уважать!
Представьте картинку: аэродром “Киев-Южный” или “Пятый океан” в Васильковском районе за полсотни километров от Киева. В ярко-голубое небо с характерным треском поднимаются спортивные самолеты с парашютистами на борту. И среди них — двое необычных экстремалов — безногие мужики! Такого аэродром еще не видел! А узнав, что эти “ненормальные” — ветераны войны на Донбассе, потерявшие конечности, защищая Украину, собратья по небу не скрывали своего восхищения.
— Котов пришел на летное поле на протезах, опираясь на палку. Меня на инвалидной коляске выкатил мой кум Андрей, — продолжает свой рассказ ветеран, — Нам меряют давление. А Димы — зашкаливает от волнения (180/100). Но он говорит, что это — нормально и шутит: “Мне еще Серегу из самолета надо будет выталкивать”. Еле уговорили аэродромного врача Светлану Мельничук выпустить нас в небо! Хотя до этого велись длительные переговоры, убеждения, заверения, что мы отлично понимаем степень риска. Странно, но у меня давление было идеальное — 120 на 70. Все удивлялись.
А врач сказала, что отсутствие конечностей не является препятствием для прыжка с парашютом. А даже наоборот! Это эйфория, удовольствие, радость. Она нас тогда так поддержала! Ну, и мы тоже красавчики: шутили, ржали, как кони, пили кофе, создали такой себе “кружок любителей поюморить”…Наконец-то пришла наша очередь обмундировываться. Детали опускаю. Но когда поднялись в небо — это особенное чувство и ощущения! Когда ты видишь сверху землю, когда прыгаешь и проходишь сквозь тучи. Сначала попадаешь вроде бы как в мыльную пену, потом проясняется. Это было просто обалденно! Правда, когда тебя выталкивают, это — ох-хо! (Сергею даже через время трудно подобрать слова, чтобы описать переполняющие эмоции). Приземлялись в тандеме с инструкторами, или как шутил Дима, в обнимку с мужиками. Я бы и на второй круг пошел, – улыбается ветеран, — Да не по карману. Прыжок обошелся около 5 тысяч, нам его подарили американские друзья Котова. А я его подарил жене на день рождения (как раз накануне).
А еще Сергей ходит в спортзал, отжимается на правой руке, чтобы, по его словам, держать себя в форме. Мало того, Храпко уже после ампутаций нырял с аквалангом, поднимался на Говерлу (вместе с Дмитрием Котовым и таким же, безногим, Анатолием Фатеевым). Он плавает, стреляет из лука, ездит на ручном велосипеде, принимает участие в национальном отборе на “Игры непокоренных”.
– Мне интересно узнать уровень своих возможностей, показать другим, что предела не существует. Важно не забивать себе голову дурным, потому что, независимо от того, какое у тебя физическое состояние, нужно себя держать в руках. Не стоит сидеть и чего-то ждать. Нужно искать какие-то возможности. Нужно жить! – говорит Сергей Храпко.
Сергей мечтает поехать с семьей или с друзьями в Бельгию и в Грузию. А все проблемы решает по мере их возникновения.
Он до сих пор носит в себе полтора десятка осколков. Но если бы мог повернуть время вспять и еще раз стать перед выбором – идти на фронт или нет, Сергей снова поступил бы так же, как в 2015-м.
– Я ни одного раза не пожалел, что пошел на войну. Целостность нашего государства должна быть восстановлена полностью! – утверждает Сергей Храпко.
Наталя Плохотнюк, журналіст
