В продолжение цикла материалов о жизни на передовой KV публикует первую часть истории бойца батальона “Киевская Русь” Виталия Сладкого. Позывной – Шуга (от англ. Sugar). Он – инженер-связист из города Украинка на Киевщине, несет службу в районе Попасной.
Я попал на это “волшебное мероприятие” в сентябре прошлого года. Вместе с отпусками, госпиталем и новогодней ротацией уже почти год прохожу службу в составе батальона “Киевская Русь” во взводе связи. Да и по жизни связист, раньше работал руководителем проектов в сфере телекоммуникаций. Прошлым летом совмещал волонтерство с работой. Хотя я назвал бы это даже не волонтерством, а, скорее, техническим консалтингом.
До войны в украинской армии достаточно современные и дорогостоящие радиостанции Motorola стандарта MOTOTRBO использовались не на 100% процентов их реальных способностей, а лишь частично. Купить технику в армии – купили, а пользоваться умели не все и не везде, да и надобности не было. А часть тех немногочисленных специалистов, которые владели и знаниями, и умением в рамках стандарта, успешно “откосили”.
Вот и включились в работу гражданские спецы из сферы телекоммуникаций, которые в свободное от работы время и на свободные от семьи деньги налаживали связь для отделений, взводов, рот, батальонов и бригад. В их числе и я.
Все прошлое лето, совмещая с работой, я мотался на Восток помогая настраивать то одним то другим. А ближе к осени стало понятно, что в таком режиме меня не видят ни работа, ни семья, ни страна. Пришлось выбирать… И вот я здесь.
Выполняю обязанности в своем батальоне в первую очередь и по всем соседним батальонам также. Работаю с молодежью, провожу различные курсы по связи. Рано или поздно у меня все равно будет дембель. Молодых надо старательно подтягивать. Чтобы за год, допустим, после того, как я ушел, не стало хуже, а по возможности было лучше.
Белое и Черное
Здесь, на войне, необычайно интересное для стороннего наблюдателя мини-общество (если, конечно, есть возможность абстрагироваться и взглянуть со стороны). Живущее, казалось бы, по тем же законам, что и дома на “гражданке”, но только акценты расставлены совсем в других местах. Но именно из-за этих акцентов выходит совсем другая вселенная, почти параллельная реальность. Здесь все Белое и Черное, нет серых тонов, как на “гражданке”. Есть или Враг, или Друг.
Жизнь складывается из моментов, как фильм из кадров. Дома этих кадров 25 в секунду, и то 25-й воспринимается как-то интуитивно. А тут 100 кадров в секунду и каждый настолько яркий и незабываемый, что время перестаёт существовать. Даже не так… Время становится неважным. Тебя увлекает каждый кадр в свою маленькую историю или приключение. Падает лист с дерева, и за мгновение проносится в голове воображаемая история жизни не только этого листа, но и солнечного света, которым этот лист нагрет, сока земли, которым он упивался, дыхания ветра, в котором он танцевал. Каждое мгновение наполнено чем-то грандиозным, жизнь чувствуется острее, ею невозможно напиться. Каждый удар сердца – это событие, каждый вздох как наслаждение.
Я слышу дыхание товарища, стоящего на посту неподалёку, и радуюсь, что он может дышать. А я могу слышать. В этом есть некое наше единство, мы живы всем назло и так будет дальше. Каждый миг – кайф, никакая наркота не даст такого чистого и непосредственного мироощущения.
Подписывайтесь на новости “КиевVласть” в Facebook
Не все понятно, но все правильно
Нет понятия обозримого будущего или каких-либо планов. Все планы начинаются словами “Вот я после войны…”. А до конца войны мы ничего не планируем и не прогнозируем – это прерогатива высшего командования. Наше дело – выполнять поставленные задачи настолько хорошо и безболезненно, насколько это вообще возможно.
Когда каждый делает свою работу на “отлично”, выкладываясь по полной: тогда и люди живы, и цели достигнуты. А как только кто-то “залажал” сразу и 300-е, а в худшем случае и 200-е появляются. Там, где не было войны, мы привыкли не обращать внимание на мелочные детали своей работы, допускать погрешности и позволять себе забивать на нюансы, и изредка нас за это судьба наказывала “шишками”, порезами и ссадинами.
Тут то же самое, но только наказания во много раз сильнее, и за твои ошибки наказывает не тебя, а тех ребят кто стоит рядом с тобой. Плохо уложил мешок с песком… Осталась щель диаметром с палец. Случайная пуля – ранен стрелок. И никто не будет искать того, кто плохо положил мешок, все и так знают, что он свою вину осознает. Но это не то чувство вины, что было бы дома, это нечто, как потеря части самого себя…
В армии не все понятно, но все правильно. За год я это понял. Не всегда надо понимать зачем это делается, а просто брать и делать. Не всегда нужно знать суть самого приказа. Выполнять, а потом уже думать, как это работает. Своему командованию я доверяю на сто процентов. Они свой авторитет не с полки взяли.
Это раньше были мы чистые, красивые, смелые, оптимистичные и напуганные неизвестностью. Мы и теперь боимся, но точно знаем. чего. Каждый борется со своим страхом по-своему. Я вот юмором страх давлю, некоторые злобой. Кто-то понтами, но такие быстро ломаются. Офицеры страх прячут внутри себя, им бояться на виду у всех нельзя – это слишком заразно. Но когда надо “работать”, страха нет ни у кого. Для него не остаётся места, и это наша общая маленькая победа. Победа над собой.
Читайте также: Щоденник солдата. Квіти для мами
Сеня
Людей я разных видел. Крикливых героев (до первого обстрела) и тихих очкариков, вкалывающих за троих. Командиров, закрывающих собой очкариков.
Научился любить сослуживцев, чьи имена не всегда запоминаю, – тут больше в ходу позывные. Научился слышать в дыхании спящего собрата эхо из мирного дома. Научился ценить каждый луч солнца, шепот падающей листвы и вздох ветра. И, кажется, я теперь знаю, что такое жить по-настоящему, полной грудью. Наверное, более романтично весь этот ад я описать не смогу. Да и это описание далось только благодаря эмоциям.
Здесь мы становимся ближе друг с другом. Эта близость не такая, как близость с родными, она принципиально другая, боюсь, понять это можно только изнутри…
Мой напарник Сеня – зуботехник по профессии. А зуботехник – не настолько стоматолог, как скульптор. Сеня очень прикольный чувак, переполнен смешной такой язвой и черным-черным юмором. И именно Сеня уберег меня от верной гибели правильными словами.
Нас тогда плотно обстреляли под Дебальцево. Половина батальона в окружении. Все время приходят данные о потерях. Кто-то сотый, кто-то двухсотый, кого-то не успели вывести… Я, кроме того, что контуженный, так еще и лёгкие мои повреждены. В течении десяти минут я, извините, блюю, а следующие десять минут кашляю красной пеной. Руки трясутся. Завязать шнурки – это что-то нереальное. Не соображаю нихрена. Вроде как знаю, что делать, но не знаю зачем, – мотивации никакой…
А надо было строить новый командный пункт, потому что старый разбомбили, ребят из окружения надо было выводить. Тело моё фактически не работает. Заместитель командира батальона держит для меня кабели, пока я зажигалкой их пытаюсь припаять. И жить не хочется, и нет сил. Только уползти в какие-то кусты и тихонько там сдохнуть, да так, чтобы никто не трогал.
Единственный человек, который во всем этом мраке был путеводным светилом – это Сеня. Командный пункт был построен его руками под моим инструктажем. Сеня тянул кабель, антены, настраивал радиостанции. Процесс шел его руками. Кроме того, после каждого моего “бе!” и красных пен на травку (на капот машины, на китель, да куда угодно…) Сеня говорил: “Ну когда ты уже сдохнешь? Ну давай уже…” Если б не его черный юмор, я бы действительно сдох.
Я плакал много и по-взрослому. Научился ненавидеть по-настоящему, а ещё понял настоящую цену юмора, если б не юмор, сдох бы давно от страха или лопнул бы от злобы.
Когда последний наш боец вышел из окружения, я, взрослый, небритый тридцатилетний дядя, упал на грудь своему командиру Зеленому, откровенно разрыдался и уехал в госпиталь.
Любовь к вам
Все спрашивают: “Как вы там? Расскажите, что там у вас”. А мы тут никак. Как вчера, так и завтра. Вот если бы на связь раз в месяц выходили или реже, скапливались бы новости, и было бы что рассказать, а так слышимся и списываемся через день. Ну нечем нам с вами новым поделиться. Рассказывать вам сколько обстрелов за день было? Так не хочется же волновать своих родных и близких, мы к этому уже привыкли и это просто фон. (Мне кажется, что вы волнуетесь за нас больше, чем мы сами). Сказать вам, что нам сегодня душ привозили? Или что на ужин по кусочку селедки всем раздали, хоть это действительно волнующее событие на фоне достаточно однообразной кухни?
Не надо спрашивать, как мы тут. Лучше расскажите о доме. Про кота, свалившего цветочный горшок с подоконника, про сварливую соседку, о ДТП на углу дома, о детском утреннике в садике, о родительском собрании. Может быть, немного о том, как вы без нас живете. Говорите и говорите без остановки, дайте трубку ребёнку, теще, проходящему мимо соседу, кому угодно. Только не замолкайте. Нам нужно помнить голос дома, запах кухни, шум родной улицы… И то, что вы нас ждете. Тут ценность жизни измеряется в других единицах, а самый сильный наш мотиватор жить – это любовь к вам…
Продолжение читайте во второй части материала.
Читайте также: Дневник солдата. Русский мир с центром в Киеве
Записала Оксана Мельник
