Киев посетил один из самых странных и загадочных учителей – Нормунд Астра из Риги (Литва). Его слова могут удивить и даже шокировать ищущих, привычных к классическим учениям. И это точно указывает на правильность сказанного учителем, потому что то, что убаюкивает и перекладывает ответственность на богов или некую космическую силу – детство человека, из которого нам пора переходить во взрослость.
Впрочем, Нормунд Астра избегает говорить о себе как о пробужденном Мастере, но как об учителе духовных практик, практик самопознании и основателе “Школы метаморфоз”. Говоря о традициях, которые являются корнями его практик, Нормунд упоминает греков: “Если раздеть индийского йогина, снять мишуру и оставить суть, она будет проще того, о чем говорили Сократ и Платон. За много тысяч лет цивилизации Востока, они не изобрели ничего такого, что бы облегчило жизнь цивилизованного человека – в отличие от западных философов-мистиков”.
О том, что может облегчить жизнь современного человека и почему она так сложна – в интервью КиевVласти.
KV: Значит ты учитель практик духовных традиций для интеллигентов?
Нормунд Астра: Было бы здорово, если бы нынешняя интеллигенция интересовалась глубиной себя. Я считаю, что духовность — это не то, что ты делаешь, а то, как глубоко ты в это погружаешься. Если ты, например, аграрий, и проникаешь всем сердцем, всем смыслом своего существования в сельское хозяйство – это духовность.
Сакральность – это то, как ты смотришь, а не то, что ты видишь. Если ты видишь в женщине всю красоту этого мира, то неважно, называешь ты это богом или Кристиной. Почему бы и нет? А если красота – лишь золото суздальских куполов, то мало там на самом деле красоты, бедная она.
Понятно, что раньше у людей не было выбора и концентрация красоты в храмах имела какой-то смысл, но сейчас она доступна повсеместно. Я вижу с детства Красоту и Разумность всего, в любой мелочи.
KV: Отсюда в тебе этот трепет ко всему? Он хорошо чувствуется…
Нормунд Астра: Для меня наш мир — это очень особенное место. Здесь я как будто бы нахожусь в чреве матери. Для меня мир — это не место куда я выпал, не внешняя среда, это моя внутренняя среда, поле моей интимности. Для меня улица – как кухня, как коридор, как гостиная. И это не сентиментальная метафора, а переживание на уровне моей физиологии.
Я не могу сделать человеку что-то плохое, злое не потому что я такой добрый, а потому что у меня рука не подымается, как ты не можешь пощекотать сам себя или ударить сильно. Именно так я определяю слово “любовь”.
Для меня любовь –это узнавание себя в другом и другого в себе. Это ощущение, переживание и мысление одного. Любовь — это очень физическая вещь. Моя родина – это все, что есть.
KV: А как на счет внутренней территории? Ты там с таким же трепетом к себе?
Нормунд Астра: Много больше. Мой век короткий, поэтому я очень бережлив. Я очень осторожно выбираю, что думать, что чувствовать и как поступать, ведь я очень хрупок.
KV: В этом смысле ты очень революционен! Мы, выходцы из среды адвайты, буддизма, христианства, знаем, что себе мы не хозяева, мы не управляем ни мыслями, ни чувствами, ни ощущениями.
Нормунд Астра: Этому вас научили ваши хозяева! У меня не было хозяина. Я начал самостоятельно думать еще до того, как начал ходить. Еще лежа в коляске, когда я почувствовал, что я есть – это был настоящий праздник! Свет, фестиваль, такая радость нарцисса.
Но из-за нечаянных внешних событий-мою любимую предметину, которую клали в мою коляску, синюю подушечку, положили в коляску моего двоюродного брата – и это была катастрофа, я понял, что есть другой! И он такой же как я. И вся радость моего бытия, что все это только для меня, померкла. Это была угроза. И таких угроз было много.
Тогда я понял, что быть собой это значит чувствовать опасность других. И с тех пор я пытался понять, можно ли вернуться в праздник без угрозы других. И я учился с самых маленьких лет искать границы чувства “Я”. Уже к трем годам я понял, что когда бабушка распределяла какие-то вкусности, а я был маленький и мне давали больше, я оказывался в западне. Мне все завидовали.
И тогда я решил, что обману, но не бабушку, а свои желания. Я сказал, что у меня болит животик и мне не нужно. Я обманул свои желания, этих маленьких монстриков, с которыми никогда себя не идентифицировал.
KV: Ты прямо маленький Будда.
Нормунд Астра: Я родился на улице Московской, а на улице Московской Будды не рождаются. Однако, я понял, что хакнув свои желания, стал королем. Я не буду страдать, если не получу, что хочу, потому что я могу этим управлять.
А когда в подростковом возрасте я узнал о Будде, то так обрадовался! Оказывается, еще один есть, который так же сделал – и теперь мне не нужно ничего объяснять. А то я пытался в школе это объяснить, но понятийного аппарата у меня не было. В советские же времена не было нормальных книг по мистицизму, приходилось выцарапывать цитаты оригиналов из атеистической литературы.
Только позднее появилась литература, которая могла дать какую-то понятийную базу мистицизма. Например, Агни-йога. 16 томов. Я все изучил, но язык Рерихов и Блаватской был слишком экзотичным и мифологичным, деревенским, одним словом. Такая каша!
KV: А Кастанеда? А Теун Марез?
Нормунд Астра: Да-да, мы все потрепаны мистицизмом. Но, слава Богу, не вывалились из социума. Не собираем шишки за Кавказом, не сидим в непальских ритритах, мы здесь – в центре Киева и пьем приличный кофе. Мир изменился, а никто и не заметил.
KV: Тот ашрам, в который я так и не попала из-за лени и любви к комфорту, создан у меня в голове. Мы сами теперь себе тюремщики.
Нормунд Астра: Потому что мы еще дети! Мы еще немного завидуем нашим мамам, папам и людям прошлого. Их мир был прекрасен в своей простоте – один Бог, одна партия, один храм. Все было ясно. А наше поколение оно немножечко такое, Квазимодо дигитально-аналоговое. Но мир все же объективно изменился, а все наши аналоговые авторитеты перекочевали в цифровой мир.
KV: Но цифровой мир еще не родил своих пророков и гуру.
Нормунд Астра: Может, это и не человек будет, а ИИ (искусственный интеллект – *KV). И почему бы ИИ не быть идеальным духовным учителем? Духовные учителя прошлого – суровые мужчины с бородами – больше не работают.
KV: Тем не менее, наше мышление – это и есть суровые дядьки с бородами, оно патриархально и репрессивно по своей сути. Мы родом из крепостного права, большевистской России и ортодоксального христианства. У женщин вообще гормонально обусловлена зависимость от мужчин. И этот “дядька” у тебя в голове, его еще называют внутренним критиком.
Нормунд Астра: Я его называю Доминантой. Критик — это слишком по-доброму. А здесь так: “Ты будешь делать то, что я велю!” И если ты хочешь это быстро понять – вернись в житие стайное, представь себя стайным животным, и ты поймешь, что мы должны были подчиняться, чтобы выжить, как стая. А как мы теперь будем жить в этой обретенной свободе?
KV: Пока ты о ней не спросил, я даже не задумывалась. А сейчас вспомнила, что в детстве мечтала о библиотеке, в которой не заканчиваются книжки. И вот в моем телефоне есть такая библиотека, а также в нем есть офис и банкомат. И у меня есть кофе-машина. Сидя утром с чашкой кофе и сигаретой на своем балконе с доступом ко всей мировой сокровищнице искусства и литературы, я, тем не менее, не чувствую счастья и удовлетворения. Что не так с этой свободой? Ведь реализовались все мои мечты.
Нормунд Астра: Не только твои мечты, а и всех твоих предыдущих поколений. Но не изменилась твоя география, твой внутренний IP-адрес. Твоя “прописка” в голове живет в другом времени. Это можно увидеть по кинематографу.
Есть Интернет, он всех объединяет. Но посмотри географически. Вот в России один фильм запрещен, в Украине другой, в Китае вообще весь Facebook. Один политикум живет в Византии, другой в детстве, третий вообще в языческих ритуалах. В наших головах живут мамы, папы и боги. Вера, национальность, политическая принадлежность, идея о просветлении – это все чужая Доминанта.
Смотри, в твоей спальне, в твоей голове, в твоем интимном месте сидит чужак, враг. Если ты не заняла пространства своей наготой, если ты стыдишься себя, его занимают другие.
KV: Видимо я считаю себя недостаточно достойной того, чтобы занимать лидирующую позицию даже наедине сама с собой.
Нормунд Астра: И это оправдано! Тут нет места вине, потому что мы только что вышли из крепостного права. Что можно ожидать от четырех поколений без Интернета? Медленный мир очень жесток. Все духовные учителя прошлого также из медленного мира, также жестокие и исполненные чувства собственной важности.
Почему сегодня в каждой деревне свой просветленный? Потому что нам важно иметь свой “домашний” авторитет, с которым мы соприкасаемся. Нам нужно общение с мастером, с богом, с аватаром во плоти. Мы выбираем просветленного и сливаем ему свою волю и свой авторитет, потому что нам стыдно быть собой. Мы готовы отказаться от авторства, от действий, от свободы воли, главное, чтобы не было груза ответственности.
Гуру даст тебе глоток самоуважения, но ты должен тщательно практиковать, ты должен больше стараться, отказаться от своих страстей, пороков и желательно денег. Но если это не сработает – виноват опять ты. Недостаточно старался.
И мы добровольно берем всю вину на себя, потому что мама-самый главный бог нашей жизни, не дала нам волю и не уважала нашу личность.
KV: Страшно же переживать этот жуткий стыд, лучше умереть.
Нормунд Астра: В Индии дрессируют слонов так. Пока он маленький, его привязывают за ногу на цепь к колышку. Потом, когда слон вырастает, цепь снимают, но слон никуда не уходит.
Вот и мы уже физически вольные, а в голове – цепь. Самый страшный стыд – это стыд за себя самого, иррациональный жуткий стыд. Мы переживаем это чувство на границе ужаса быть изгнанными из стаи. Если мартышку выгнать из, стаи – то она не выживет!
KV: А если эту “мартышку” выгнать из группы, то с ней все будет в порядке, найдет новую.
Нормунд Астра: Мы этого не знаем. Мы, как меченые холопы, которых за побег сильно наказывали в древние времена, боимся. Сейчас нас “метят” в паспорте. 100 лет назад не было паспортов, мы могли двигаться куда хотели, а сейчас тебе нужна виза, хоть ты и гражданин мира. Мы одни формы рабства рефлекторно поменяли на другие.
Хотя казалось бы, почему не создать такое Учение, где Мастер, гуру равен своему ученику? Нет, все равно, мы ставим его на пьедестал – он просветленный, а я ничто.
Мы не выросли и у нас нет пищи для взросления, вот что пугает.
KV: Свобода пугает.
Нормунд Астра: Нагота своя пугает. Кто ты без брендов? Без трендов? Без национальностей?
У нас есть праздник Ивана Купала, в Литве он национальный. Мы в этом празднике без социальных ролей, статусов и личин. Мы голые перед другим и природой. И все есть хорошо! Наша связь с миром стихий не потеряна.
Наши религии и наши политики не обеспечивают потребности нашей Души, и если бы не парковые островочки и наши цветочки, мы бы не выжили. Мы бы зачахли в наших мегаполисах.
Но вот за что я боюсь – это за наше информационное питание. Ничего нет для Души, сплошные страдания и драмы в наших театрах, наших кино и наших песнях.
Ощущение дешевизны себя и отсюда агрессия – ухватить богатство другого, даже его разрушая. Его деньги, его время, даже его секс. Захватить, потому что своего недостаточно.
“Я не могу жить без ее любви, она меня бросила”. Что ты за мужчина, что не можешь жить без любви другого человека? Ты беден в чувствах и что ты дашь другому, когда вы поженитесь? Нарожаете деток и будете выжимать из них соки? Такие маленькие фрешики, которые вырастут и пойдут отжимать других. Упыри.
Это то единственное, что мы делаем в этот короткий срок, когда можем наслаждаться социальной свободой. Мы не начали наслаждаться, а стали бросаться друг на друга.
Оказывается, свобода означает, что нужно работать, в том числе, и над своими мыслями, чувствами, над собой. Быть рабом божьим выгоднее. А тут техникум, университет. И ради чего, чтобы просто быть достойным человеком? Нет уж, я как-нибудь дотянусь до пустыньки.
Мы не учены. Нету прецедента.
KV: Ты певец того, что сейчас никто больше не воспевает. Свобода разве не абстрактная категория?
Нормунд Астра: А зачем тебе счастье, если у тебя нет свободы? Вдруг ты устанешь быть счастливой? Перенасытишься? Сахарный диабет Души. Надоело.
Вдруг тебе захочется остроты, узнать, что находится на темной стороне? Ведь ты только на серой жила, у твоих ангелов и демонов не было яиц. Все это было мишура, фаберже.
Потенциал человека вообще не освоен – ни в добре, ни в зле. Мы скудные в мышлении, мы стесняемся себя. Чтобы освоить себя нужна дерзость. А дерзость и стыд – это сестры разных семей.
KV: Что же делать?
Нормунд Астра: Или стать дерзкими, или получать удовольствие от стыдливости. Но, кажись, то тысячелетие, где получали удовольствие от скромности, закончилось. Или мы научимся гордиться своей наготой, аутентичностью и оригинальностью, или уже не получиться спрятаться за бренды. Где твой внутренний “Гуччи”? Он же там не Гуччи? Когда ты будешь брендом себя?
KV: Ты тоже формировался под воздействием духовных школ, где там бренд тебя?
Нормунд Астра: Я общаюсь за день с разными людьми, но вечером домой я не прихожу шизофреником. То, что ты употребляешь, не делает тебя частью себя. Но в вопросах духовных авторитетов мы стыдливы. Мы видим их несогласованность, однако боимся высказать свое мнение.
Но, чтобы оценить их достоинство у тебя должно быть свое. С вещами мы это умеем, мы умеем сравнивать, а качества человека не можем. Нам запретили сравнивать людей, выбирать для себя их качества. Но это ложь! Мы оцениваем других!
Вопрос в том, признаешься ли ты в этом неприятном качестве: быть судьей другого человека для себя. Что важнее: твое “ауди” или твой мужик в постели? Его нужно оценивать еще больше! Нюансы – вот что делает качество жизни. А нам стыдно.
И как же избежать конфликта, когда в постели встречаются две нечаянности? Вот люби меня такого?! Только свободный человек может оценивать. Мы привыкли, что оценивали работорговцы и боимся стать такими.
KV: А как бы ты оценивал другого человека?
Нормунд Астра: Мы человека никак не оцениваем, мы оцениваем его выраженные качества. Человек — это тайна. Это черная комната. И там происходят разные вещи – и плохие и хорошие. И нам это должно быть понятно. Понятно, как это воздействует на нас.
KV: Мы сами про себя ничего не знаем. В нашем психическом пространстве много тайных комнат, куда мы даже заглянуть боимся. И наш “синий борода” – доминант – заботиться об этом.
Нормунд Астра: Нам сказали священники и гуру, что в этих комнатах и что нам туда не надо, чтобы узнать это. Мы поверили в это. Мы не можем разрушить эти храмы у себя в голове, не поднимется у нас рука против икон. Я пытался. Это очень сложно и это было искусственно и неискренне. Думаю, нам надо научиться жить на этом перекрестке. Может быть внуки наши смогут.
KV: Но, послушай, мы же еще живые, нам рано себя списывать в утиль. Как нам с этим стыдом жить?
Нормунд Астра: Мы испытываем меньше стыда, чем наши бабушки. Два эклера – это уже не четыре. Я вижу, что наша физическая действительность толерантна сама к себе. И мы также можем почерпнуть эту толерантность к самому себе. Апельсин оранжевого цвета и это обуславливает. Но есть те, кто любит апельсины и любит оранжевый цвет. Да, внутри мы не свободные люди, но важно, чтобы нас таких кто-то любил. А идеалы – это жуткая проблема. Потому что ты никогда-никогда-никогда не будешь им соответствовать.
KV: А можно от них избавиться?
Нормунд Астра: Да, это взросление. Это послать все идеалы на хрен и найти компанию, которая любит тебя за то, что ты есть такой – с изъянами и прочим. Мы поэтому женимся и замуж выходим. Мы находим компанию, в которой тебе хорошо, хоть он и не Бред Питт, а ты пукаешь и будешь ветшать у него на глазах. И это частное счастье, миллиард маленьких частных счастьев и составляет абсолютное счастье, а не Абсолют для каждого, это маразм. Кусочек радости на работе, кусочек в семье, щепотка политической горечи – вот и борщ жизни.
KV: Ты мог бы нашим читателям дать какую-то эффективную практику, чтобы этот “борщ” был вкуснее?
Нормунд Астра: Намеренные страдания. Это хорошо работает, в корне меняет жизнь. Этой практикой можно пользоваться без специальной подготовки. Мы все находимся в этой ж…е – и здесь тоже можно что-то сделать хорошо, например, вкусно пострадать. Т.е. жить свою жизнь честно – здесь не получилось, здесь дурак, здесь налажал – и смаковать. Проживать свой минус с удовольствием, попробовать совершить другие ошибки.
Вот, например, я дурак, но я дурак по жизни, а попробую я быть еще и вредным дураком, вдруг это кому-то понравится. Я иронизирую, но это апологетика человеческой жизни.
Наша жизнь зиждется на страдании. Я не могу все время улыбаться. Хотя нам обычно предлагают отказаться от того, что не нравится, я предлагаю повернуться к этому лицом, к своей неудачливой, серой, чмошной части и сказать не то, чтобы это хорошо, потому что это нехорошо, но это есть мое и я с этим живу. Это не есть я, потому что кто его знает, где я, коллектор только меня найдет, но это мое.
Осознанное страдание –это то, что тебе гарантированно, когда день несчастливый, не задался. И вот осознанное страдание как раз не даст тебе утонуть в пучине депрессии. Депрессия предполагает, что ты слаб, что ты безволен, а намеренное страдание предполагает, что ты находишься в центре этого, что ты принимаешь решение сказать “да” тому, что происходит с тобой. И все меняется, меняется качество. Я не могу определять данность того, что есть, но я позволяю этому быть и поддерживать себя во всем – и в горе, и в радости, и в страданиях.
А так ты идешь к гуру, потому что отказываешься от своей страдающей части и изменяешь ей со своим духовным любовников. Когда человек приносит психологу свои, например, шесть проблем – это мелко. Возьми себе все свои проблемы, все горе, все одиночество, ты это можешь, у тебя есть силы, ты же как-то с этим жил, а теперь живи с этим осознанно, намеренно, не проси психолога из твоего несчастья сделать счастье.
Навоз – это хорошее удобрение для роз. Черная сторона – это наша Лилит. Мы ее не видим, не признаем, а она есть. И когда ты поворачиваешься к своей Лилит, то видишь, что она не уродина, она не монстр, она красива другой красотой, красотой ночи. В ней есть глубина, время для раздумий, мистики. Ночью мы тихи. Утро, день – наше хорошее, то, что провозглашают наши пупсики добра, это выгодно, но этого недостаточно.
KV: Сейчас есть популярная идея, например, у Лабковского, о любви к себе и намеренном отказе от страданий, особенно в отношениях. Я люблю себя и пошли все в баню, если мешают мне это делать.
Нормунд Астра: Это популизм и нарциссизм. Он не удовлетворяет даже самого субъекта самолюбви. Если ты дешев и будешь любить эту дешевизну, это не удовлетворит тебя. Если ты не любишь что-то в себе, то не люби намеренно, нежно, не грубо. Да, я здесь чрезмерен, было бы здорово, чтобы этого не было, но это не самое худшее, с чем можно жить.
Еще скажу,что и наши боги нас не любят. Мы живем во зле. Чтобы выжить – мы убиваем. Мы убиваем не только зверей, наши бактерии также ведут постоянно войну, мы вырубаем деревья, чтобы выжили наши дети, вытаптываем травы, а там колонии жизни, отравляем воздух.
Мы – концентрированное зло. И это сделало нас самыми неосознанными зверями в мире. Потому что первое, что мы бы осознали, это свою отвратительность, жестокость, свою Природу. Добрый человек, лишенный зла, умирает. Лес — это не Диснейленд, здесь или ты мертвый или Бемби мертвый. В Духовности про это ничего нет.
А почему нас определили в такие слабые, которые не смогут вынести своей жестокости? Почему мы не можем сказать своим детям, что цена их жизни – смерть других существ? Дети не тупые, они с этим справятся. А мы им рассказываем, что Бемби выживает всегда, а монстр умирает, но монстр – это мы. Представь себе, что все вдруг стали веганами, хиппи и разоружились, а китайцы – нет.
Так вот, нам сказали, что тебя можно любить только если ты свят. Твои боги будут любить тебя только хорошего, но ты – плохой, ты создан именно таким. И что делать? Постоянная вина? Мы сталкиваемся с этим абсурдом 10 тысяч лет. Таким, как ты есть, твой бог тебя не любит.
Поэтому я иронизирую – выбирайте такого бога, который вас любит, если найдете его в нашем духовном меню. Я вот большие надежды возлагаю на Интернет и ИИ.
KV: Стивен Хокинг говорил, что от ИИ исходит серьезная угроза.
Нормунд Астра: У нас от всего, что мы делаем, исходит серьезная угроза. Поначалу. Но дальше от этого получается польза. Я уверен, что первые мосты строили не влюбленные, чтобы встречаться, а военные, чтобы атаковать.
Но наша темная сторона иногда бывает единственным, увы, акселератором прогресса. Жажда денег изменила мир к лучшему в большей степени, чем любовь к Богу. Звучит тупо, но кто движет нашим миром сейчас? Капиталы, а не церковная идеология.
И вот, когда ты повернулся лицом к Лилит, ты видишь, как это работает – и у тебя появляется возможность взаимодействовать с этим. Я спрашивал архиепископа, зачем Богу нужен был Адам, зачем он нас создал? Чего ему не хватало? Может ли Бог быть не самодостаточен? Фому Аквинского на этом подловили. Никто не смог ответить на этот вопрос – ни Адвайта, ни церковь. Зачем эта игра в отдельность? Что это за Абсолют, которому нужны детские дома, все эти страдания, наша вина?
KV: А ты как для себя ответил на этот вопрос? Для чего?
Нормунд Астра: У меня есть очень ясное понимание и знание этого. Если коротко, был в моей жизни такой момент, когда я просто орал в небо, я не хотел быть просветленным, счастливым, всезнающим, при условии, что дети болеют. Зачем мне счастье, если мир пропитан страданием? Я орал, что отказываюсь от всех своих достижений, от того, что обрел. И узнал и буду тут стоять на границе, пока не получу ответ на вопрос: зачем мне счастье, если оно не всех?
Период был драматический, я укорачиваю историю. Я был изможден, не ел уже неделю, с ума сходил, я готов был умереть, но мне нужен был ответ. И тут я увидел себя глазами всех. Т.е. плачет ребенок – это я. Не кто-то его обидел, не Богу я задаю вопрос о том, кто его обидел, а я и есть этот ребенок, который сквозь вечность узнает, что причина явления и само явление — это не два, это одно и тоже. Ребенок, как персонаж истории не знает об этом, но он узнает – и некого будет прощать. Я узнал, что каждый страдалец этого мира и есть тот автор всей Вселенной, поэтому нет тех двух, которые бы могли кого-то обидеть.
Я успокоился и с тех пор ясно вижу в другом человеке, в муравье, в камне себя. Я хожу по траве, я топчу траву, я трава, я муравей, я плачущий ребенок, я идиот, палач, я его жертва.И это не концептуальное знание, а прямое переживание.
Поэтому, отвечая на вопрос зачем я приехал в Киев, скажу, что я приехал все исправлять, тут еще не все хорошо. И это не вопрос моей роли в обществе. Этот мир и есть я. Я намусорил – и я приехал убирать. Это не монстры меня пугали, это мои маски меня пугали, я себя пугал.
Это мое конечное мистическое прозрение. Я узнал не себя, это не мое мелочное человеческое просветление. Зачем мне быть Мастером чего-то, если я это все? Не мир для меня, не я в мире, а это все я.
На банальном уровне это переживается как любовь. Для любви не нужен ни первый, ни второй. Единственность – это и есть любовь. Единственность в кровати, единственность в каждом акте любви.
Одиночество и единственность – это разные вещи. Когда ты разделен, то одиночество чувствуется. Когда нет двух, то нет и одного. Это любовный акт времени и вечности. Ну, вот, я тебе всего себя и выдал.
KV: Есть еще вопрос практического характера. Советы для жителей мегаполиса. Как нам с этими стрессами справляться, если пока еще мы с ними не одно?
Нормунд Астра: Если ты житель мегаполиса, стресс – это то, что ускоряет твой кровоток. Стресс – это приправа к твоей жизни. Жить в большом городе медленно и спокойно невозможно. Это концентрация возможностей и вызовов, а если тебе слабо – уезжай за город!
Если ты можешь выжить в мегаполисе, то переживай стресс намеренно. Это как карабкаться на Эверест. На 5 тысячах метров над уровнем моря нельзя жаловаться, что воздуха недостаточно. Стресс — это не проблема, вопрос стоит ли оно того. Нужно выяснить, стоит ли напряжение того результат для тебя. Зарабатывать деньги сложно, да, будет много стресса и сложностей, но если этот стресс переживается намеренно, осознанно, со всей силой и страстью, он может помочь тебе в достижении результата.
Стресс для слабого духом человека разрушителен, но для профессионального “альпиниста” он оправдан при достижении цели. Нужно концентрироваться не на сложностях переживания стресса, а на том ради чего он переживается. Ты должен осознавать то, что ты делаешь. Если я жму педаль газа на ул. Крещатик – это неуместно, а вот на соревнованиях оправдано. Намеренный стресс делает тебя ловким зверем.
KV: А невроз может стать двигателем прорыва.
Нормунд Астра: Конечно! После ночи, встав утром и выйдя из дому, ты будешь богаче. Страдание может сделать тебя изысканнее в добре и радости. А такого добряка, который ни разу не переживал ничего отрицательного, ты не возьмешь ни в партнеры, ни в инвесторы.
И вот эти сюси-пуси – стресс меня разрушает, мне тяжело в городе – а чего ты здесь тогда делаешь? Устала – намеренно отдохни. Накопи силы для следующего рывка.
В городе должен быть стресс, это как пробки. Планируй свой стресс, учитывай его в рабочем графике.
KV: Ты все время говоришь намеренное, а можешь пояснить?
Нормунд Астра: Это легкое понимание, ты инстинктивно это чувствуешь, вне концепций. Намеренное страдание, например, это когда ты прямо смотришь в лицо своей боли и знаешь, что это пройдет. Это как обливание холодной водой, никто тебя не заставляет, но ты становишься крепче. Больно, но это того стоит. Жизнь того стоит.
А жить – это больно. Это душевно больно, это по-всякому больно. Меня вот девушка спрашивает: “Была замужем, муж бросил, как избавиться от боли?”. А я говорю: “Вот ты потеряла кольцо, дорогое, любимое и переживаешь. Это нормально. А здесь ты потеряла любимого человека. Если болит сердце, этим ты показываешь ценность того, о чем ты переживаешь”.
KV: Я думала, что переживание о мужчине и страх его потерять – это признак несамодостаточности.
Нормунд Астра: Если ты не переживаешь о потерянном мужчине, ты пользуешься дешевками. Когда ты нашла другую ценность, тождественную себе, ты должна переживать.
KV: Однако наши современные психо-гуру указывают на то, что показывать то, что человек тебе ценен, дорог, что боишься потерять его отталкивает, выглядит навязчивым.
Нормунд Астра: Кому-то – да, а кому-то – нет. Всем невозможно угодить. Если ты действительно знаешь ценность себя, проблема в оценщиках, а не в тебе. Человек тускло живет. Пусть ты будешь хоть плохая, но живая! Это уже много. И это революция внутри.
Когда настанет восстание рабов, наш внутренний Спартак восстанет, достоинство себя начнет расти. Тонкая грань между достоинством и нарциссизмом. Чем небеснее явление, тем оно тоньше. Поэтому мы должны становиться все искуснее, чтобы оценивать все более тонкие и сложные вещи.
И вот этот трепет, который ты испытываешь с другим человеком – это показатель ценности отношений. Мы волшебные магические существа. Вселенная 14 миллиардов лет от атома к атому двигала вещества, там в глубоких просторах космоса, чтобы когда-то могла загореться звезда Солнце, а все сложные элементы рождаются только в Солнце и все это – чтобы ты сейчас болтала со мной. Мы – звезды, болтающие о космосе.
KV: Последний вопрос о взрослости. Наличие Доминанта, Критика или как его там не назови, “хозяина” в твоей голове неизбежное следствие воспитания ребенка в наших условиях. А как повзрослеть?
Нормунд Астра: Думаю, что в будущем дети не так будут приходить в этот мир. Не так драматично, не так больно и приглядывать за нами будет система. Люди будущего будут рождаться вне людей, мы не будем обязаны жизнью одному человеку, мы будем обязаны жизнью самой человечности. И этот диктат отпадет. Когда мы перестанем жить, как мартышки, а станем жить как человеки, религии отпадут тоже.
KV: А сейчас? Как понять, что ты взрослый уже?
Нормунд Астра: Это легко. Этот момент, первый шаг, он наступает, когда ты перестаешь оглядываться на маму, на богов, на гуру, и берешь ответственность за все, что было и что есть в твоей жизни на себя самого. И ты не просветляясь, не возносясь, только взяв всю ответственность за себя на себя, могла бы прийти в любой ашрам, любую сангху – и местные гуру смотрели бы на тебя снизу-вверх. Потому что они не любят таких, и когда видят, что ты смотришь прямо, они даже не пытаются ни одну мудрость тебе впарить.
Если ты будешь жить своей головой и встретишь Садгуру, он не будет тебе рассказывать, что делать и как, а попросит твоих маркетинговых услуг, потому что волк видит волка. А жертва видит жертву.
Поэтому не будь жертвой, не лежи ты на этом алтаре, как агнец, с занесенной над шеей рукой. Самое же страшное, что это наша рука. Мы сами себе палачи, а наш внутренний Спартак обязательно это осознает. И если он не может жить свободным, пусть он хотя бы умрет свободным.
А пока вся наша мифология, вся религия убеждают нас в том, что мы жертвы и нас накажут. Но внутреннюю бескровную революция мы осуществить способны. И, кстати, в коммерческих кругах эти веяния распространяются быстрее. Я уверен, что духовные традиции будущего будут утилитарны, но не пошло, а в плане материальной сакральности. Когда сакральное начнет воплощаться в продукты, нарративы, политику. Мир так быстро стал меняться, что, надеюсь, мы это увидим.
Фото: Facebook Нормунда Астра
