В феврале с.г. в одном из еженедельных хит-парадов KV, который мы составляем на основании количества просмотров сюжетов на Youtube-канале КиевVласть на первом месте оказался сюжет телеканала “Фастов ТВ”, в котором речь шла о попытках похищения детей в этом городе. В колонке, посвященной этому случаю я приводил полицейскую статистику из открытого доступа касательно пропавших в Украине детей за 2018 год. В официальных цифрах были явные нестыковки и, чтобы внести ясность, я направил в Нацполицию информационный запрос. Хочется поделиться с читателем данными из ответа Нацполиции и некоторыми мыслями, на которые наводят приведенные цифры.
Что было в Фастове
В феврале на телеканале “Фастов ТВ” вышел сюжет о попытках похищения детей. Этот сюжет возглавил еженедельный, а затем и февральский хит-парад. На нашем Youtube-канале он набрал уже более 9 тыс. просмотров. Для сравнения за весь 2018-й лидер годового хит-парада – сюжет о “домике” тогдашнего президента Украины Петра Порошенко в поселке Козин (Обуховский р-н, Киевская обл.) – набрал 7617 просмотров.
Сюжет из Фастова это рассказ мамы (на фото) о том, как двое неизвестных пытались заманить в свою машину ее сына, стоявшего на остановке. По словам журналистов “Фастов ТВ”, такие ситуации якобы произошли в трех местах районного центра, что-то подобное случалось в Белой Церкви и Василькове.
Через несколько дней местная полиция дала комментарий, сообщив, что “в Фастовское отделение полиции не поступало ни одного заявления от местных жителей”, соответственно информация, “распространяемая в Интернете по поводу похищения несовершеннолетних детей, не подтверждается”.
Это заявление вызвало ожидаемую реакцию в соцсетях, мол, заявлений нет – проблемы нет, а то, что по городу ездит машина, в которую “двое отморозков пытаются заманить детей” для полиции не повод для тревоги.
Именно данный случай и спровоцировал у вашего автора интерес к полицейской статистике, то есть какова ситуация в этой области и как вообще ведется учет пропавших детей в нашей стране, простите, кто сочтет бюрократической или кощунственной последнюю фразу.
Нюансы полицейской статистики
Если взглянуть на информацию, предоставленную Нацполицией, сразу бросается в глаза, что прямой ответ на заданные вопросы содержится в ответах на первый и второй вопросы, а именно: сколько заявлений о пропавших несовершеннолетних было “зарегистрировано” в Нацполиции с 2013 по 2018, а также, сколько из пропавших детей было найдено в течение суток.
Ответ на вопросы сколько несовершеннолетних объявлено в государственный розыск в 2018, 2017, 2016, 2015, 2014, 2013 году, сколько несовершеннолетних найдено по линии государственного розыска и сколько несовершеннолетних не найдено по линии государственного розыска в тот же период мы не получили, хотя вопрос формулировался вполне четко.
Зато в табличке есть третий пункт, сообщающий сколько “осталось детей в розыске на конец отчетного периода”. Смотрим статистику за 2013 год. Заявлений о пропавших детях – 5212, в первые сутки были “установлены” – 5212, при этом “осталось детей в розыске на конец отчетного периода” 34. Позвольте, но если нашли ровно столько, сколько было заявлений, то откуда в розыске эти 34 ребенка? Возможно, речь идет о детях, которые пропали ранее 2013 года, но тогда теряется смысл информационного запроса, ибо требовалось выяснить, сколько ежегодно пропадает детей, сколько подают в розыск, и сколько из них реально находят. Например, в 2014 году заявлений было 4504, за сутки найдено – 3717. То есть разница – 787 несовершеннолетних, не установленных в первые сутки, а по итогам года в розыске осталось 49. Похожая картина по каждому году. В результате установить, сколько детей полиция нашла, а сколько не нашла, не представляется возможным. Вероятно, нужно писать новый запрос и иначе формулировать вопросы.
И все же некоторые выводы можно сделать владея и той “статистической информацией, которая учитывается в Национальной полиции Украины”. Обратите внимание, что в 2014 году, когда началась российско-украинская война, и в стране появилось около полутора миллиона беженцев, количество заявлений граждан о пропавших детях не только не увеличилось, но и уменьшилось, а именно 4504 против 5212 в “благополучном” 2013 году.
Очевиден и факт, что за 5 лет с 2013 года, когда было 5212 заявлений о пропавших детях, к 2018-му их количество возросло до 11305, то есть более чем вдвое. Примечательно, что в 2017-м заявлений о пропавших детях было 8124, в 2016 – 5928, при том, что количество заявлений в 2014 и 2015-м колебалось у отметки 4500. Откуда появился рост заявлений о пропаже детей с 2016-го по 2018-й?
Когда я смотрел это место в статистике, вспомнил рассказ одного ветерана МВД о том, как в старые времена перед приходом в область нового милицейского начальника начинали усиленно фиксировать преступления и правонарушения, а после прихода просто саботировали прием заявлений. В результате благодаря статистике создавалась иллюзия снижения преступности при новом руководстве. Напомним, 2014 и 2015 годы это начало реформы полиции в Украине и, возможно, благодаря ей в 2016 году изменился подход к фиксации заявлений о пропавших детях. Но это только предположение автора, ибо экономических или социально-политических обоснований увеличения заявлений о пропаже детей в этот период я не нахожу.
И еще один нюанс. Зависимости от количества поступивших в течение года заявлений о пропаже детей и количеством детей “оставшихся в розыске” не существует. Например, в 2016-м было зафиксировано наибольшее количество детей оставшихся в розыске – 81, при этом всего заявлений – 5928, а в первые сутки обнаружено 4719. В 2018-м было 11305 заявлений, в первые сутки найдено 10071, а осталось в розыске 55. То есть при меньшем количестве заявлений о пропавших детях зафиксировано большее количество детей не найденных и наоборот. Почему так происходит? А это уже тема для отдельной колонки.
(продолжение следует)
Читайте: Заметки телезрителя. О похищениях детей и странной полицейской статистике
Константин Гродзинский, журналист
Фото: скриншот видео
