Киевское городское фентези о нелегкой реформаторской работе правоохранительных органов, доказывающее, что даже самый закоренелый преступник поддается перевоспитанию, если найти к нему правильный подход через социальные сети.
Часть 5
Мэр Киева Виталий Кличко пришел на работу в низко надвинутой на лоб кепке, зыркая из-под козырька на встречных тяжелым бегающим взглядом, встретившись с которым, муниципальный планктон начинал поспешно хвататься за кошельки, сумочки и мобильные телефоны. На губах чемпиона играла наглая чувственная улыбка, в боковом кармане пиджака погромыхивала пара ржавых кастетов со старых времен, а во рту угрожающе перекатывалась жвачка, слепленная из четырех пластинок сразу. Продавщицы магазинов “Рошен” в фойе мэрии, очевидно, повинуясь древнему инстинкту, синхронно повесили на двери таблички “Санитарный день” и заперлись внутри. Проходя мимо “Рошенов”, Виталий как бы невзначай посверкал огоньком выкрученной на полную мощность зажигалки, послал продавщицам через витрину широкую угрожающую ухмылку и танцующей походкой ушел в лифт.
В лифте он придирчиво осмотрел себя в зеркале, зачем-то кивнул и с некоторым сожалением стащил с головы кепку: толку от нее все равно было мало…
Ночью в его квартиру залез вор. Не то чтобы это случилось впервые, но поначалу Виталию как-то не верилось. Он, конечно, слышал, что в Киев понаехало всякого миролюбивого жулья из охваченных войной восточных регионов, но верил в реформу правоохранительных органов, свою счастливую звезду и систему “умный дом”, обученную всяким штукам как раз на такой случай. Лет семь назад к нему в спальню через форточку залез Олесь Довгий, чтобы выкрасть какие-то документы, и “умный дом” зашил его в грушу. Вечером Виталий вернулся домой, решил потренироваться и был немало удивлен тем, что груша разговаривает с ним и даже дает недурные советы по работе. С тех пор отношения с Довгим у Виталия слегка потеплели, хотя настоящими друзьями они так и не стали, несмотря даже на то, что Виталий впоследствии оплатил Олесю пересадку ушей.
Несколько дней назад мэр начал замечать, что у него пропадают ценные вещи. Сначала он грешил на жену, уверенный, что она шутки ради прячет их под диван, но после того, как из серванта исчезло яблочко мэра Джулиани, Виталий забил тревогу: жена никогда не прикасалась к этой дьявольской штуковине, втайне считая, что она приносит несчастье всем, кто не связан с большим спортом. “Умный дом” поклялся хозяину, что посторонние в квартиру не входили, однако, когда Кличко раскрутил щиток системы, выяснилось, что таки входили, потому как кто-то вырезал из “умного дома” все медные кабели и обмотку.
Уложив жену спать с кастрюлей на голове для ее же безопасности, Виталий потушил в квартире свет и засел в засаду, вооружившись колонкой из домашнего кинотеатра (остальные пять к тому времени уже растащили). В два часа ночи дверь бесшумно открылась, и в квартиру полезли воры: двое принялись деловито откручивать со стены телевизор, недоуменно озираясь в поисках шестой колонки, а третий, радостно размахивая мешком, побежал в гостиную красть кубки и пояса разных версий. Взревев раненным боксером, Кличко бросился следом и трахнул его колонкой по горбу.
– Атас, хунта! – тихо крикнули за спиной, и два первых вора, аккуратно подхватив телевизор за бока, утекли в подъезд. Кличко бросился было за ними, но тут краем глаза заметил, как любитель спортивных трофеев, похватав кубки подмышки, пытается вылезти с ними в окно, вернулся и, стащив негодяя на пол, приложил его еще раз.
– Дядя, не бей! – заныл негодяй, упав на спину с жалобным лицом. – Не от хорошей жизни! Сам я беженец! Эпилепсия! – и начал очень натурально биться в падучей.
Вздохнув, Виталий запер окно и, подхватив вора за ногу, утащил его на кухню, где сразу же принялся засовывать в рот больному ножку табуретки.
– Ты что делаешь, братан? – испуганно спросил вор, отплевываясь.
– Я читал, что когда у человека эпилепсия, ему надо вставить в рот деревянную палочку, чтобы он не откусил себе локоть, – встревоженно сказал Виталий. – Все мои палочки покрали, спасибо хоть табуретка осталась… Да не дергайся ты, жена спит!
– Не надо, мне уже лучше, – поспешно сказал вор. – Спасибо тебе, братан, спас ты меня.
– Пустяки, – скромно сказал Виталий. – Ты кто вообще?
– Позывной Петух, – представился эпилептик.
– Петух? – хмыкнул Кличко. – Занятно. Ну-ка, встань на колени, я тебя свяжу и сдам в милицию.
Глаза Петуха возмущенно блеснули.
– На колени?! – яростно прошипел он. – Никогда! Никто не ставил Петуха на колени, и никому поставить не дано!
– Ты из Донецка, что ли? – удивился Кличко. Только тут он разглядел, что на груди у Петуха висит георгиевская ленточка.
– А если и из Донецка, то что? – с вызовом спросил Петух, незаметно подтягивая к себе за провод блендер с разделочного столика. – Если я хочу сохранить свою самобытную культуру, то как? Если у меня дед дошел до самого Берлина…
– До самого Берлина? – восхитился Виталий, взглянув на Петуха с невольным уважением.
– До самого Берлина, – кивнул Петух сурово. – И сказал: “Слышь, Берлин, не по понятиям твои шестерки меня на колени поставили. Давай теперь я тебя на колени ставить буду”.
– Смелый какой, – сказал Кличко неуверенно.
– Да меня тоже не сильно запугаешь, – гордо заметил Петух, неуловимым движением опуская блендер в спортивную штанину. – Я свою культуру ни на что не поменяю. Стреляй меня, фашист, за мои убеждения!
– Я не фашист, – горячо возразил Кличко, почему-то чувствуя себя виноватым. – Вот в милицию только позвоню…
– Значит, фашист, – горько сказал Петух. – Вот что я тебе сделал? Девятое мая отметил? И что меня теперь за это, в милицию?.. А еще, сука, боксер.
– Я не боксер! – возмутился Кличко. – Я…
Петух издевательски засмеялся и незаметно сунул в карман горсть серебряных ложечек.
– Как легко вас, хохлов, поймать на лжи, – покачав головой, сказал он. – Мы русские люди, наша сила в правде. Пытай меня, Гитлер усатый, ничего тебе не скажу, а только буду кричать “слава ДНР”!
– Я не усатый, – с отчаянием в голосе сказал Кличко.
– А это у тебя что?! – Петух обвиняюще ткнул пальцем мэру за спину. Кличко обернулся с перекошенным от ужаса лицом, и Петух быстро сунул в мешок электрочайник, миксер и жидкость для мытья посуды.
– Ничего, – сказал Виталий.
– Гм, ну да, ничего, – признал Петух. – Тут ты меня сделал. Я вообще, братан, знаешь чего зашел, тут такое дело, дай мобилку позвонить. Мама у меня под бомбами ополченцам суп носит, вот волнуюсь, не случилось ли чего.
Кличко растерянно похлопал себя по карманам.
– Ты не переживай, братан, симка у меня своя, – поспешно добавил Петух. – Хотя, конечно, после того, что вы, укры, сделали с Донбассом, вы нам должны по жизни.
Пристыженно опустив глаза, Кличко отдал Петуху телефон, и тот опустил его в карман.
– Спасибо, братан, – грустно сказал он. – Все-таки даже среди фашистов люди иногда есть, хотя, конечно, таких тварей, как вы, поискать еще. Ладно, пойду я, пора кормить старушку-мать. Если вдруг как-нибудь встретимся на поле боя, пощады не жди. За дома наши разбомбленные, за детей наших распятых не будет вам нигде покоя.
– Зря ты так, – горячо сказал Виталий. – Никто к вам, донецким, плохо не относится!
– Давай только без пропаганды этой вашей, – презрительно сказал Петух. – Мешок лучше закинуть подсоби.
Кличко подсобил, и беженец, кряхтя, потащился к двери.
– Вон сколько у людей наворовали, сволочи, – вместо прощания сказал он и, окинув хозяина квартиры ненавидящим взглядом, ушел в ночь.
Кличко вздохнул, запер дверь и вернулся на кухню, чтобы заварить чаю, и обнаружил, что не в чем, и пить тоже не из чего: после ухода Петуха из кухонной утвари в жилище остались только стол и табуретка с покусанной ножкой. Виталий громко выругался, начал искать мобилку, снова выругался, обнаружил, что от стационарного телефона в прихожей осталась лишь наполовину выкрученная розетка, и в конце концов вызвал милицию из будки прораба незаконной застройки по соседству. Милиция приехала под утро, записала показания, объяснила, что в Киеве сейчас от донецких бандитов не стало проходу, но задерживать их не за что, и, сбив с окончательно растерявшегося мэра сто баксов за ложный вызов, уехала бороться с “Правым сектором”, а расстроенный Кличко, решив от безысходности тоже замаскироваться под донецкого бандита, отправился на работу в кепке…
– Ну что, дали горячую воду? – с наигранной бодростью спросил Виталий секретаршу, входя в приемную.
– А мне уже все равно, – грустно ответила секретарша. – У меня какие-то гады ванну из дому вынесли. По всему стояку квартиры обокрали, а милиция говорит, что не имеет права задерживать.
– Это донецкие беженцы, – уверенно сказал мэр, – их очень трудно ловить. Консьержка есть?
– Нет, – растерялась секретарша.
– Ну так заведи! – возмутился Кличко, входя в рабочий кабинет. – Почему я за всех думать должен.
В кабинете было шумно: в комнате отдыха дрались призраки Фирташа и Сандея. Призрак Черновецкого пытался их разнять, называя иконописными дедушками и суля банан, но получалось плохо.
– Дима, дай негру денег, и он отстанет на некоторое время! – громко посоветовал Кличко, швырнув кепку на вешалку и усаживаясь за стол.
– Да вам, гадам, хоть давай, хоть не давай! – в сердцах ответил Фирташ. – Никто, блин, ничего не брал, никто ничего не обещал!
– А я и не брал, – лениво сказал Кличко. – А Порошенко не обещал.
Фирташ злобно выругался и, вцепившись в горло Сандею, судя по звукам, укатился с ним под диван. Черновецкий завел песню про свою любимую и про дворник жжет листву.
В шкафу кто-то завозился.
– Кто там? – устало спросил Кличко.
– Я тебе покажу, сепар плюшевый, как по чужим хатам лазить! – раздался из шкафа одышливый голос. – Подстилка путинская!
Послышался нарастающий топот шагов, дверь шкафа с треском распахнулась, и оттуда выпал расхристанный Петух с мешком и торчащим из штанины блендером.
– Волки позорные! – тоскливо сказал Петух, выплевывая изо рта куски ковролина.
– Молчать, террористическая морда, – сказал советник министра внутренних дел Антон Геращенко, с трудом вылезая вслед за ним из шкафа. Вылезалось тяжело, потому что Антон был велик и держал руки скрещенными на груди. В каждой руке был огромный пистолет, отчего советник министра походил на героя нового остросюжетного фильма “Хитмен: Агент 47” после десяти лет пивной диеты.
Выкарабкавшись, наконец, в кабинет, Антон быстро присел и, нагнув голову к Петуху, выставил пистолеты в разные стороны на вытянутых руках.
– Утро ворвалось в дом, и проснулась ты, любимая моя, – обалдевшим голосом пропел Черновецкий, подглядывавший в замочную скважину.
Бахнул оглушительный выстрел, и в двери комнаты отдыха образовалась дыра величиной с кулак Виталия Кличко. Призраки бросились врассыпную. Геращенко усмехнулся, встал и сделал пистолетами восьмерку.
– Братуха, спаси меня от этого Бормана, – дрожащим голосом сказал Петух, умоляюще глядя на Кличко. – Старушка-мать не переживет потери кормильца, а нас же у нее пятеро.
– Как это ты его поймал? – спросил Виталий, зачарованно глядя на Геращенко. – Он же беженец.
– А реформа МВД на что? – ухмыльнулся Геращенко. – Друзья по фейсбуку сообщили мне, что какой-то бич ходит по вокзалу и пытается продать яблочко мэра Джулиани. Я написал по фейсбуку начальнику вокзала, а дальше все было просто.
– У фашистов всегда все просто, – скривившись, сказал Петух. – Просто бомбить дома мирных жителей, просто насиловать беременную старушку-мать!
Геращенко выстрелил над его ухом из двух пистолетов сразу, и Петух, мгновенно умолкнув, с заискивающим видом вывалил из мешка все украденное ночью. Последним он выложил на стол мэра яблочко Джулиани.
– Вот, братуха, прими по описи, – сказал Петух с жалкой улыбкой. – Специально для тебя все сохранил, а телефон вообще зарядил собственной зарядкой, слово пацана.
Кличко молча смотрел на него, играя желваками. Геращенко хмыкнул, пнул задержанного ногой под зад, уселся за стол и принялся писать на планшете статус в фейсбуке.
“Министерство внутренних дел совместно с третьим куренем реформированной Службы безопасности Украины в ходе головокружительной операции “Тупой боксер” задержало в столице банду сепаратистов, которую возглавлял опытный террорист по кличке Петух”, – набрал он.
– Эй, начальник, – тревожно сказал Петух.
Вместо ответа Геращенко сфотографировал его планшетом и тут же проиллюстрировал получившимся снимком свой статус.
“Террористическая ячейка Петуха осуществила серию кровавых ограблений в домах жителей Киева, в том числе кражу ванны в квартире одинокой женщины-секретарши и кухонной утвари у высокопоставленного политического деятеля Виталия К. – продолжал писать Геращенко. – Петух уже дал признательные показания, таким образом, все квартирные кражи в столице раскрыты. ПТН ПНХ”.
– Эй, начальник, я же сам в душе фашист, – с отчаянием в голосе сказал Петух. – Путин хуйло, героям слава!.. Ну хочешь, на колени встану?
– На колени? – удивленно переспросил Кличко. – Что, честно?
Петух поспешно встал на колени и пополз к Геращенко, проклиная сепаров, российское телевидение, ветеранов Великой Отечественной войны и русский язык.
– Ладно, ладно, в конце концов, статус получился интересный, лайкают хорошо, – смягчился советник министра. – На ток-шоу пойдешь со мной?
– Пойду, начальник, хоть на край света! – горячо сказал Петух.
– Виталя, оставь ему блендер, – распорядился Геращенко, – негоже человеку с пустыми руками на ток-шоу ходить.
– Спасибо, начальник, хайль Гитлер! – вскричал Петух и, грубо выхватив у Кличко блендер, побежал открывать перед советником двери, согнувшись в глубоком поклоне. Геращенко беззлобно наподдал ему под зад ногой, Петух счастливо захохотал и выскочил в приемную, успев напоследок ожечь Кличко яростным взглядом, полным лютой межрегиональной ненависти.
Виталий долго смотрел на закрывшуюся дверь, затем пожал плечами и тщательно сложил кухонную утварь в мешок.
– Вот поди пойми этих донецких, – сказал он, потянувшись за кепкой.
Кепки на вешалке не было. За окном перемигивались рекламные вывески сети магазинов “Рошен”, за дверью комнаты отдыха пел про любимую свою Черновецкий; Фирташ и Аделаджа подпевали ему в два голоса. Криминогенная обстановка в столице улучшалась на глазах.
Читайте также:
Часть 1: “Сливки-ленивки”
Часть 2: Декоративная гусятница
Часть 3: Реформаторский грузин
Часть 4: Осиновый кол Сандея
Василий Рыбников специально для “КиевВласть”
